Премия Рунета-2020
Благовещенск
+3°
Boom metrics

Федор Бондарчук: «На "Ленфильме" я антикризисный менеджер. Это расстрельная должность»

О «Духless», подсознательном соревновании с отцом и съемках кино на мобильный телефон
Источник:kp.ru
Федор Бондарчук в студии телеканала и радио КП

Федор Бондарчук в студии телеканала и радио КП

Фото: Михаил ФРОЛОВ

В эфире радио и ТВ КП Федор Бондарчук рассказывает кинообозревателю Александру Нечаеву, почему он в принципе не хочет разговаривать о «Сталинграде» и каково быть сыном знаменитого отца и знаменитым отцом дл сына.

Нечаев:

– Федор, повод, по которому вы сегодня к нам приехали, это выход в прокат фильма «Духless», который состоится уже на этой неделе. Насколько я знаю, вы присоединились к этому проекту в качестве сопродюсера на более позднем этапе. Расскажите, как это произошло.

Бондарчук:

– Произошло это так. Все на рынке знали, что права на «Духless» купил Петр Ануров. Обсуждались даже какие-то баснословные суммы. Но это его история. И я знал, что Рома Прыгунов, с которым мы товариществуем, дружим много-много лет, который работает в компании «Art Pictures» с момента ее основания. Мы делали много и музыкального видео, и рекламы, да, по большому счету, это одна компания была, начал снимать картину как режиссер. Потом произошел кризис, потом произошли разные события, связанные с финансовыми сложностями картины. В результате было снято 30-35% материала, и с этим черновым монтажом мне позвонил Рома и сказал: давай я тебе кое-что покажу. Мы встретились, я спросил, о чем будем говорить. Он говорит: давай посмотрим. Я посмотрел. Мне это жутко понравилось. По многим причинам. Во-первых, кинематографический язык, во-вторых, абсолютно понятно, что Рома собирался сделать. А сделать он собирался: первое – адаптировать книгу к сегодняшнему дню. Он готов был переписывать. Позиция Минаева в этом была с самого начала понятна, он не встревал в кинематографическое производство, в производство фильма. Он посмотрел то, что получилось, в самом конце.

И вот этот язык кинематографический, который мне нравится у Ромы, который очень отличается от многих кинематографистов. Второе и третье – это время, абсолютно точное, игра в хорошем смысле со временем, с городом, с людьми, которые в этом городе живут, они разные и т.д. Вот в этих 30 минутах все это было. И мы сказали, что мы заходим, попробуем сделать этот проект. Дальше начались съемки, монтажно-тонировочный период. И вот произошло то, что произошло.

Там путь был большой, потому что есть несколько сцен с такими концептуальными монологами главного героя, и я хотел, чтобы они были повесомее. То есть обращение во времени и пространстве к поколению, к людям, к жизни серых воротничков или к жизни независимой, другой, не согласной молодежи – как угодно. Они должны быть выражены в большие монологи. А в этот период я закончил с Дуней Смирновой делать «2 дня». У нас с ней товарищество, и Дуня приложила к этому руку, и дальше я получал какие-то комментарии от Ромы – что-то вошло, что-то не вошло. И сценарий тоже доделывался.

Нечаев:

– Получается, это ваш первый проект, который именно так вы подхватили на полпути. В этом тоже, наверное, была какая-то определенная сложность, когда он изначально не ваш родной?

Бондарчук:

– Нет. Почему я так подробно рассказывал о Роме. Это было важно. Там нет такой истории непредвиденной, что ты заходишь в черную комнату. Этого нет. Во-первых, там Петя Ануров, а это те продюсерские проекты и те продюсеры, которых я люблю. Он несет 100-процентную ответственность за все, что он делает, как финансовую, так и творческую. Второе. Он из кинематографической семьи, а я тот человек, который любит работать с кинематографистами и с кинематографическими династиями – те, кто борется, кого не сожрали обстоятельства. А таких тоже много. Он из семьи, которую я безмерно уважаю. Это великий (не побоюсь этого слова) драматург Валентин Черных, который недавно от нас ушел. Этой семье я показывал первый вариант «9 роты», они принимали участие как раз в комментариях, когда это была первая версия из 3 часов 15 минут. Я прислушивался и прислушиваюсь. Такой настоящий старший товарищ. Поэтому система координат абсолютно понятна, и люди абсолютно понятны мне. Я тут, наверное, скорее радовался возможности вместе поработать.

Нечаев:

– Я правильно понимаю, что с Данилой Козловским как с актером вы познакомились именно на этом проекте и потом настояли на том, чтобы встретиться с ним опять в «Шпионе»?

Бондарчук:

– Нет. Как часто в кинематографе бывают такие подарки судьбы, пробовался в «Шпионе» и был утвержден другой актер. Данила начинал пробоваться в «Шпионе» первым. Потом прошло почти 1,5 года. И в результате за несколько дней до начала съемок опять был утвержден Данила. Это была напряженная ситуация с актером, который прошел определенный путь, в том числе физической подготовки. Но вот так произошло, как произошло. Это все-таки продюсерское решение. Профессия наша предполагает, что ты можешь не попасть куда-то и т.д.

Сначала был «Шпион», а параллельно я знал, что была история с «Духless». Я знал, что он в товариществе с Ромой, что они нашли общий язык, как в театре говорят, у них есть сговор такой. На этом кинематографическом пространстве они сговорились. Я знал, что территория съемок «Духless» для них очень комфортная. Потом закончился «Шпион», и это совпало с началом продолжения съемок. Это, кстати, тоже интересно. Прожив 1,5 года на съемочной площадке «Шпиона», ты потом, заходя на другое пространство, там другой герой, но зато ты знаешь, что можно ждать от Дани, и как-то это корректируешь. А Даня Козловский артист очень большой и большого спектра. Это два абсолютно разных героя. Я надеюсь, в скором времени зритель просто убедится.

Нечаев:

– С «Духless», как предполагают многие, может случиться та же проблема, что случилась с экранизацией «Generation Пи». То есть она вышла сильно поздно, когда уже реалии, описываемые в данном конкретном фильме, мало актуальны для дня текущего. Вы что-то можете возразить на это?

Бондарчук:

– Я не буду возражать ничего. Надо прочитать просто комменты тех людей, которые видели картину, в том числе блогерского сообщества. Главное предложение после выхода фильма, что: первое – он сильно отличается от книжки, комментарий самого Минаева, что кино не хуже книжки (что очень часто, как вы знаете, бывает), не уступает книжке. Это комментарий самого автора. И третье – то, что она живет в сегодняшнем времени. Здесь мы возвращаемся к тому, с чего я начинал. Мы его адаптировали, мы занимались тем, что меняли и предлагаемые обстоятельства, и многое.

Нечаев:

– Когда вы снимались в «Шпионе», вы в одном из интервью сказали, что перечитывали «Шпионский роман» Акунина чуть ли не десяток раз, он у вас был настольной книгой в этот момент. Понятно, что с «Духless» другая история, это другой проект для вас, здесь вы не играете, в «Шпионе» у вас фактически главная роль наряду с Данилой Козловским. Но пробовали ли вы перечитывать «Духless» сейчас?

Бондарчук:

– Нет, не пробовал. Объясню почему. «Духless» помимо подробного описания времени и быта, которое интересно… Я отчасти отвечаю на тот вопрос, почему она стала несколько лет тому назад бестселлером продаж. Потому что подробное описание быта гламурной Москвы или жизни серых воротничков, офисного планктона интересна людям, как глянец. Есть даже аналитика, почему эта жизнь привлекает в городах, таких как Нижневартовск, Самотлор и т.д. Помимо этого там есть история, там есть эта линейная драматургия от точки А до точки Б. Там есть полудетективная история. То есть это жанровая литература. Меня в большей степени волновало, и об этом я тоже в начале говорил, так как Рома знает этот мир, как мир клубный, так и мир отчасти шоу-бизнеса, представители которого там есть, и знает прекрасно топ-менеджеров, он знает этот московский гремучий клубок из разных сословий и принадлежностей людей. Он такой исследователь человеческих душ. Это интересно наблюдать. Он такой наблюдатель и исследователь. Помимо этого он сказал одну правильную вещь: «Мне надо было правильно рассказать историю. Это жанровое для меня кино, и в первую очередь там есть история и герой. Соответственно перспектива роли, которую он играет, и к чему мы ведем этот рассказ. В идеале ничего себе катарсис». То есть она построена по всем законам драматургии – начало развития, апофеоз. Там есть теория золотого сечения, как в любых сценариях. Как в живописи, так и в хороших сценариях есть. Поэтому он сделан по закону, по темпоритму и по размеру хорошей истории с ярко выраженной линейной драматургией. Вот он старался это делать. Это важно было. А это в книжке есть. Может быть, на страницах не соблюден этот ритм кинематографический, потому что это все-таки восприятие визуальное, оно диктует свои законы, а чтиво ты можешь растягивать. Тем более если подробности, описание природы, московской жары или холода, тебе просто язык автора нравится, – оно может продолжаться сколько угодно. Но история, тем не менее, существует, она абсолютно укладывается в рамки 1 час 30 – 1 час 45. Вот такой плод зрительской истории.

Нечаев:

– «Духless» стал одним из тех проектов, которыми вы занялись, когда у вас было некоторое режиссерское затишье, между «Обитаемым островом» и «Сталинградом». Вы тогда очень много играли и занимались продюсерскими проектами. Что дало вам это время, пока вы не занимались режиссурой?

Бондарчук:

– Самое главное, что если есть время, можно снимать. Можно снимать на фотоаппарат и телефон. Я сделал короткометражку с Алисой Хазановой, сделал короткометражку с Ксенией Александровной Раппопорт и Анной Никитичной Михалковой. И получил неизгладимое удовольствие. Снимать можно всегда и везде. Вот это отличные выводы. Вот то, что у вас, это экстрасупероборудование. А то, что продается в магазинах, тем не менее, дорого стоит, но можно снимать и на этом. Можно снимать и на телефон. Очень интересный эксперимент. Почти все мои друзья, товарищи актеры (поверьте, их много) с радостью откликаются на это. Я смотрю на «Кинотавре», когда молодые продюсеры или режиссеры защищают свои проекты. Не убедительно в основе своей. Просто после этого вспоминаешь, что доступность того, что ты можешь представить проект наполовину снятым, как ты его видишь, со своими друзьями (я уже не говорю про студентов), мне никто после этого не расскажет, что у нас нет на это денег. На это не нужны деньги, уверяю. Final Cut ставится на любой компьютер, и телефоны, там 5 мегапикселей камеры, снимается. Нет проблем, чтобы представить проект и убедить продюсеров.

Нечаев:

– Было бы желание.

Бондарчук:

– Да. Было бы деятельное желание. Но по-прежнему сидят: дайте, я сделаю. Уверяю вас, всё есть. Я сам пробовал.

Нечаев:

– Все равно вряд ли ощущение, когда ты снимаешь телефоном или недорогой камерой, можно сравнить с ощущением большого кино. Вы согласитесь или нет?

Бондарчук:

– Ну конечно.

Нечаев:

– Я помню, мы с вами общались буквально сразу после выхода в прокат второй части «Обитаемого острова». Вы производили тогда впечатление очень уставшего человека. Тем более тогда и радоваться особо сборам было нечего. Вы произнесли такую фразу, что мне нужно отдохнуть, прежде чем…

Бондарчук:

– А сколько вы хотели, чтобы он собрал?

Нечаев:

– Хотя бы не меньше, чем первая часть.

Бондарчук:

– Картина собрала… Я устал уже это комментировать.

Нечаев:

– Да бог с ними, со сборами. Просто было видно, что этот проект вас как-то подкосил.

Бондарчук:

– Это правда.

Нечаев:

– И вот вы спустя 2,5 года сели вновь в режиссерское кресло супербюджетного большого проекта «Сталинград». Как ощущения были?

Бондарчук:

– Потрясающие. Надо было пройти «Остров», чтобы… Я думал, что те ощущения, которые у меня были от «9 роты» – понятно, что это дебют, все немножко в другом возрасте находятся, совершенно другое состояние, я мечтал, что мы все в состоянии вокруг себя собрать единомышленников, получить удовольствие от работы. Удовольствие от работы получил на «Острове», но это была кровавая история. Просто 222 съемочных дня, когда каждый день ты не понимаешь, что тебе снимать. Не как тебе снимать, а что тебе снимать. Потому что эти инопланетные все штуки, и когда тебе приносят, ты открываешь ткань, которая закрывает машины, и понимаешь, что тебе их завтра не снять никак, потому что это нельзя снимать. И так каждый день. Умножьте на 222 съемочных дня. Еще раз говорю, надо было пройти «Обитаемый остров», чтобы вернуться к тому ощущению с «9 ротой», когда тебе было 38 лет, и вообще радоваться каждому дню. Я ехал на площадку и в машине горлопанил песни. Моя группа 250 человек на последний съемочный день… Главное, что если бы сейчас сказали, что прямо завтра выходим на смену, еще 1,5-2 месяца, – да с удовольствием. Потому что такого счастья от работы… Многие молодые кинематографисты говорят: что же нам теперь делать, где теперь мы найдем вот это? Потому что сравнивать есть с чем.

Нечаев:

– После «Обитаемого острова» вы признались, что седина в бороде первая появилась именно на съемках «Обитаемого острова». А чем запомнится «Сталинград» в этом смысле, какими-то физиологическими проявлениями?

Бондарчук:

– Надо подумать, вспомнить.

Нечаев:

– А сколько съемочных дней было в итоге на «Сталинграде»?

Бондарчук:

– 72. Разбитых на два периода.

Нечаев:

– Я с вами созванивался, видимо, между двумя этими периодами. Вы говорили, что все сложно, все пока непонятно. Это был тот период проекта, когда еще была какая-то неуверенность?

Бондарчук:

– Нет, я в принципе с вами не хочу разговаривать о «Сталинграде». Не с вами. Я дорожу им, и объяснять сегодняшним критикам, что невозможно убрать после себя сразу же остатки декораций на форте № 6... Я просто оберегал себя и своих товарищей. Я не хочу, чтобы присутствовали при том, когда я снимаю, как гримирую. Потому что делают выводы люди с улицы идиотские. А мне обидно за своих товарищей. Про себя я это как-нибудь переживу. Просто чувство самосохранения. Я, наверное, это говорил, скорее потирая внутренне руки, что придет время, и ты все равно будешь и отвечать на вопросы, и картину показывать. Собственно говоря, к этому все и идет. Просто оберегаешь себя.

Нечаев:

– Теперь уже официально объявлено, что в «Сталинграде» одну из главных ролей играет ваш сын. Почему вы так долго эту информацию старались не упоминать?

Бондарчук:

– Он там играет? Где он играет?

Нечаев:

– В «Сталинграде».

Бондарчук:

– Правда? Ну, по той же причине.

Нечаев:

– Я не так давно разговаривал с вашей мамой (к ее юбилею), и она упомянула эту историю со «Сталинградом» и внуком своим, и вспомнила, что было на съемках «Бориса Годунова». Вы опасались, что часть общественности будет говорить ровно те же слова, которые говорили про вашего отца?

Бондарчук:

– А она и так, и так будет говорить. Что здесь опасаться? Понятно, что будут комментарии: вот как попадают, опять сынка устроил. Я всё это знаю. Поэтому можно об этом говорить один раз перед выходом картины, а можно 101. Что вы выберете?

Нечаев:

– Тем не менее, если вы сняли сына в качестве актера, видимо, у него есть какие-то актерские амбиции?

Бондарчук:

– Экран покажет, как говорится.

Нечаев:

– Вы сами-то это видите уже?

Бондарчук:

– Если бы я не видел, я не снимал бы. Я же не враг своей картине. И я не враг ему. Зачем подставлять парня, если у него нет шансов?

Нечаев:

– Насколько я знаю, у «Сталинграда» существует крупнейшее соглашение с IMAX. Его будут показывать.

Бондарчук:

– Первое вообще в истории IMAX. Только американские картины выходили в IMAX. И мы подписали с ними большой контракт. «Сталинград» выходит в IMAX. Более того, они берут на себя и финансовые обязательства. Потому что это достаточно серьезный технический подготовительный период. Ведь они готовят не только картину к показу. То есть это конвертация в IMAX. Ну и звук, и т.д. Но они еще являются своего рода дистрибьюторами, независимо от выбранной дистрибьюторской компании. Во всяком случае, в конце ноября я вас приглашаю официально. 20 журналистов из Москвы они приглашают в Лос-Анджелес, в самый большой частный IMAX в мире. Они сами будут представлять картину. Также они представляют ее в Барселоне. А про нее я знаю от Юли Снигирь, которая представляла там 5-й «Крепкий орешек». Это не рынок, а это представление крупнейшим международным киносетям. Такое одно из главных событий кинематографических перед большими релизами, дистрибьюциями.

Нечаев:

– То есть там будет картина целиком показана?

Бондарчук:

– Нет. Достаточно большая часть.

Нечаев:

– Я с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением, если оно будет актуально.

Про «Сталинград», при том, что публикаций было очень много, про него мало что известно в плане сюжетной какой-то канвы. Это какая-то ваша сознательная политика или просто так получилось?

Бондарчук:

– Сознательная. Я только из-за товарищества с вами я здесь сижу и разговариваю о «Сталинграде». И, конечно, из-за отношения к «Комсомольской правде». А так бы я, конечно, ни о чем не говорил. Да и не собираюсь говорить до выхода картины.

Нечаев:

– Мы с вами общались до «Сталинграда», наверное, раза два, когда уже непосредственно шла работа над «Сталинградом». Насколько изменился сценарий от первоначального варианта до того, к чему вы пришли?

Бондарчук:

– История осталась та же, изменился темп и ритм, детали, причинно-следственные связи. Там очень сложно. Сценарий разыгрывался на большом макете фигурками. Вот так его доделали – лечили, лечили, лечили.

Нечаев:

– Сейчас у вас идет наверняка то, что называется монтажно-тонировочным периодом.

Бондарчук:

– Да.

Нечаев:

– Вы сами смотрите, и как, дух захватывает у самого? Или с режиссерами такого не бывает, когда собственный фильм монтируют?

Бондарчук:

– Я вам по-другому отвечу. Я на «Роте» несколько раз ловил ощущение, что дистанцировался, когда смотрел на экран, я был не режиссером, а зрителем. Вот это же ощущение я поймал на нескольких сценах «Сталинграда». Для мня это дорогого стоит.

Нечаев:

– Вы «Сталинград» расцениваете как такое возвращение себе звания коммерчески успешного режиссера?

Бондарчук:

– А я его не терял.

Нечаев:

– С «Обитаемым островом» по-разному можно оценивать сборы. Но понятно, что проект, что называется, длительный, понятно, что он в итоге окупится.

Бондарчук:

– Вы о каких цифрах говорите?

Нечаев:

– О 40 миллионах общих сборов.

Бондарчук:

– Посчитайте мои фильмы, которые в прокате идут.

Нечаев:

– Вы хотите собрать «Сталинградом» больше, чем «Обитаемым островом»?

Бондарчук:

– Я хочу собрать «Обитаемым островом», я хочу, чтобы посмотрело «Сталинград» большое количество людей в России и в мире. Я не буду отвечать на вопрос, что я хочу строчку номер один и т.д. Это хочет любой нормальный режиссер, который снимает мейнстримовские картины, большие картины. Желание любого режиссера.

Нечаев:

– Я еще хотел бы прояснить про другой проект, который возник параллельно со «Сталинградом», который всегда проигрывал «Сталинграду» в ваших приоритетах, – The Winter Queen, он же «Азазель», по роману Бориса Акунина. Мы с вами встречались пару месяцев назад, и вы сказали, что вроде там опять какое-то движение возникло.

Бондарчук:

– Я вчера разговаривал с Питером Хоффманом и с Эзра Миллер (это молодой артист, сейчас ведутся переговоры с ним). По-прежнему обсуждается запуск картины.

Нечаев:

– Это какой-то уже бесконечный мексиканский сериал – то запускается, то не запускается. Как я понимаю, Фандорин уже не Ельчин?

Бондарчук:

– Нет.

Нечаев:

– Правду ли говорят, что вы склонны к тому, что Козловский сыграл в этом фильме Фандорина?

Бондарчук:

– Нет. Он чуть старше по возрасту. Там юное создание, мне кажется, должно играть.

Нечаев:

– Из старого актерского состава на данный момент актуальна только Милла Йовович?

Бондарчук:

– Да. Но если сложится, там актерский состав очень интересный. Все большие артисты.

Нечаев:

– Сейчас, после «Сталинграда», вы ничего не загадываете?

Бондарчук:

– Я загадываю. Потому что у меня помимо Winter Queen два предложения, оба американские. Одно полуамериканское, полуанглийское. Я обсуждаю только их, потому что хочется следующую картину сделать в Америке.

Нечаев:

– Это оба крупнобюджетные проекты?

Бондарчук:

– Да.

Нечаев:

– А жанр?

Бондарчук:

– Один жанр это такой триллер 100-процентный. Winter Queen – детектив XIX века. И второй – приключенческий триллер.

Нечаев:

– То есть в любом случае что-то из этого да сложится.

Бондарчук:

– Я надеюсь.

Нечаев:

– То есть можно уже утверждать, что если не следующий, то один из ближайших проектов Федора Бондарчука будет англоязычным и сделан не здесь?

Бондарчук:

– Не надо ничего утверждать. Это очень сложный путь. Вот, например, мне вчера принесли сценарий, которым я загорелся. Это российская история, но это потрясающий сценарий, потрясающий персонаж, о котором идет рассказ, просто грандиозный. Я до вчерашнего дня сказал: да, не обсуждать предложения, не воспользоваться международной будущей жизнью «Сталинграда» было бы глупо. Но вот вчера, если бы была возможность посчитать, как это финансово все сложится, я бы, конечно, задумался об этой идее. Поэтому утверждать очень сложно. Все пакеты фильмов или три фильма для одного мейджера и то не работают. Предложений много, но так утверждать, что следующая картина будет на Западе, я бы не взялся.

Нечаев:

– А как все эти ваши режиссерские планы коррелируются с тем, что вы взвалили на себя «Ленфильм»?

Бондарчук:

– А что мешает? Просто необходимо, чтобы «Ленфильм» через 1,5-2 года был реконструирован и работал. А если это не получится, то зачем тогда я? Получится, что то, о чем мы говорили, не получилось. Второе. Я же не один, со мной мои товарищи, которые все это будут реализовывать. В первую очередь мы говорим о генеральном директоре Пичугине, на котором и финансовая ответственность, и отчетность. Я сейчас говорю про трубы, стены, окна, канализацию и т.д. Потому что мне кажется, что я здесь, наверное, себя и свою команду (или я в их команде, как угодно) рассматриваю как антикризисного менеджера, именно человека со стороны, именно из Москвы. Чтобы попытаться объединить в первую очередь двух уважаемых всей страной и мной, конечно же, художников, не дать им всем поссориться. Просто это время посвятить строительству. И все-таки через 1,5-2 года передать ключи от студии петербургским кинематографистам или тем людям, которые действительно оживут. Я, наверное, никогда этого не говорил, вам первым скажу, что я здесь скорее как такой антикризисный менеджер. Это на самом деле такая расстрельная должность.

Нечаев:

– Да. В том-то и дело.

Бондарчук:

– Когда я начинал строить Главкино, писали, что я строю на Новой Риге себе коттеджи. Сейчас пишут, что я буду строить на «Ленфильме» квартиры и лофты себе. Ну, Главкино стоит и работает. Пусть кто-то попробует построить что-то подобное в такие сроки и такого качества.

Нечаев:

– Вы сказали: главное – не дать перессориться. Так уже перессорились все. Как вы будете решать эти конфликты между Сокуровым и всеми остальными, между Германом и всеми остальными?

Бондарчук:

– Есть же территория. Если говорить о жизни студии как мейджера, как продакшн-студии, я не думаю, что две идеи, которые озвучили Сокуров и Герман, они не соединяются. Мне кажется, самое глупое, если кто-то из них хлопнет дверью. Они могут это сделать. Мне было бы это обидно, я пойду и буду упрашивать, чтобы этого не произошло. Неужели нельзя существовать? Раньше существовали объединения. Я не говорю, что это схема, по которой должен работать «Мосфильм». Я говорю, что на одной студии существовали совершенно разные художники. Это был и Георгий Николаевич Данелия, и Тарковский, это был и Сергей Бондарчук, и Юрий Озеров. Это было объединение «Дебют» и Первое творческое объединение, Второе творческое объединение. Еще раз повторю, я не говорю о том, что эту систему надо перевести на «Ленфильм». И у Германа-младшего есть очень здравая идея создавать фонды. Почему бы это не объединить? Еще раз говорю, что если дело дойдет до хлопанья дверьми и разговоров, что ноги моей на этой студии не будет, наверное, я скажу, что это тупик. Давайте меня не будет. Мне-то уйти, отказаться, сказать, что вставать между уважаемыми кинематографистами – это не пожелаешь и врагу, – пожалуйста, не делайте этого. Я могу это сделать, если так произойдет, то буду это делать. Пока это не произошло. Я надеюсь, что художники могут быть объединены одним словом «Ленфильм».

Нечаев:

– Не очень понятно, это была ваша инициатива возглавить «Ленфильм» или на вас вышли и предложили?

Бондарчук:

– Она витала в воздухе давно. Мне с разных сторон предлагали и обсуждали.

Нечаев:

– Вы сразу согласились?

Бондарчук:

– Нет.

Нечаев:

– Что мешало?

Бондарчук:

– Ты заходишь на чужую территорию. Это как в музей зайти, сказать: я здесь поставлю калитку. Как на это можно сразу же согласиться? Я разговаривал с теми же самыми режиссерами. Благо со многими из них я работал вместе.

Нечаев:

– Вы заручились поддержкой Германа. Я читал его интервью на эту тему. Если процитировать, что он говорит: что плохого в Бондарчуке, в конце концов?

Бондарчук:

– А я не понимаю, что плохого в Бондарчуке.

Нечаев:

– Вам ответят, что чужой человек, абсолютно не имеющий опыта руководства студией, преследующий какие-то свои личные интересы. Вы сами все это уже перечислили на самом деле. Вам уже и квартирами пеняют. С этим как-то бороться будете, с предубеждением?

Бондарчук:

– Нет.

Нечаев:

– Это же в конечном счете формирует общественное мнение.

Бондарчук:

– Общественное мнение формирует твоя жизнь, как ты живешь. А я живу честной жизнью и дорожу своей репутацией.

Нечаев:

– Если у вас есть уже конкретный план действий, когда ждать начала его осуществления?

Бондарчук:

– Я думаю, что через месяц мы как-то должны рассказать прямо по этапам, что предстоит делать: шаг первый, шаг второй, шаг третий, шаг четвертый и шаг последний или крайний.

Нечаев:

– Это будет публичное обсуждение?

Бондарчук:

– Да. Но обсуждения не будет. Обсуждать – это никогда никто ничего не построит. Есть концепция, которая утверждена. А вот за реализацией ее следить и за расходом этих средств – пожалуйста, милости прошу. Вот этим, наверное, надо отвечать. А чем я должен отвечать? Что я не построю там свою квартиру? Вы в своем уме? Мне на это надо отвечать?

Нечаев:

– Нет, отвечать в другом смысле.

Бондарчук:

– В каком?

Нечаев:

– Гарантировать финансовую прозрачность сможете?

Бондарчук:

– По-моему, мне принадлежит идея все сметы картин поместить в Интернет. Я готов это сделать. Но я об этом сказал только что.

Нечаев:

– Это и есть ответ на вопрос.

Бондарчук:

– Да.

Нечаев:

– Возвращаясь к теме «Сталинграда». Есть такое мнение, что Федор Бондарчук картиной «Сталинград» как бы заочно соревнуется с собственным отцом. У него «Они сражались за Родину», остановились в нескольких километрах от Сталинграда. У вас – сам Сталинград. Я вам шутку рассказывал, что Федор Бондарчук снимает сиквел фильма папы.

Бондарчук:

– Снимаю сиквел, соревнуюсь. Всё признаю.

Нечаев:

– Все-таки у вас есть какое-то заочное соревнование с отцом?

Бондарчук:

– Есть.

Нечаев:

– Когда вы это поняли?

Бондарчук:

– Сразу. Конечно, соревнуюсь.

Нечаев:

– Вы пересматриваете его фильмы и думаете: а вот я мог бы лучше?

Бондарчук:

– Да нет. Во-первых, я их пересматриваю, во-вторых, я их наизусть знаю. Не лучше, а по-другому. Это неправильно. Я не пытаюсь снять один кадр такой же, только лучше. Просто это планка. У меня учитель в кино в первую очередь мой отец. И то, ради чего он снимал кино. Его главная мысль, что кинематограф должен оказывать сильное эмоциональное влияние на аудиторию, на зрителя, а лучше всего душу человеческую делать светлее, очищать. И те же самые слова Толстого, что художник не должен учить и поучать, а должен предлагать разговор аудитории и зрителю, находиться в поиске, – вот в этом я не соревнуюсь, а скорее поддерживаю, я в согласии. Соревнование в чем? Имея сегодняшние другие технические возможности, я снимаю большое кино, масштабное кино. И сделать свои собственные высказывания, другие, но соблюдать уровень. Вот уровень – наверное, в этом я соревнуюсь.

Нечаев:

– И как, чувствуете, что соревновательная планка еще высока? Или все-таки уже чувствуете, что достигаете ее?

Бондарчук:

– Вы мне предлагаете общаться на такие детские вопросы и детские ответы. Я не могу на него так ответить. «Вам нравится то, что вы делаете? А вы победили папу, как вы думаете?» – «Да, мне нравится, что я делаю». Как так можно говорить? Это очень сложный вопрос, он идет корнями в детство, это то, что рядом с тобой существует очень большой человек. И пошли дальше по списку. Обращали на тебя внимание или не обращали, обида у тебя есть… Надо прочитать огромное количество книжек, чтобы знать примеры и в истории, и просто… Глав тому у Фрейда посвящено огромное количество. Дети больших, знаменитых родителей проживают огромный сложный путь. Ответы будут на один и тот же вопрос, который вы пытались задать: победили вы своего отца или: вы лучше своего отца снимаете или не лучше?

Нечаев:

– Нет. Вопрос строился по-другому. Все знают, что Бондарчук это в советском кино режиссер номер один. Вы себя ощущаете на данный момент российским режиссером номер один?

Бондарчук:

– Нет. Я помню одну историю, которую мне мама рассказывала. Они зашли в Дом кино отмечать Новый год. Мы всегда Новый год отмечаем дома, а это был тот год, когда они зашли в ресторан Дома кино, где сидели большие кинематографисты. Все знали о том, что отец начинает снимать «Судьбу человека», то есть он из актера в этот момент превращался в режиссера. А режиссерская каста это элита, белая кость. Ему конкретно сказали: куда ты прешь? Всё расставляет время. Я не могу сейчас судить. Я могу кое-как понимать про «9 роту». Понимать по людям, которые смотрят и любят эту картину, и по тому, что мне говорят. А, наверное, я пойму это чуть позже. «Левада-Центр» проводил исследование «Назовите 10 своих любимых фильмов». И «9 рота» с большим отрывом прилетела куда-то вперед. Но на основании чего мне делать выводы? На основании этого исследования «Левада-Центра»? Значит, остаются только зрители. Отношение к моей работе я могу понимать только по оценке зрителей. По «9 роте» прошло уже достаточно времени, чтобы делать какие-то выводы. Называть себя режиссером номер один а) нескромно, б) неправильно и так далее. И я к этому не стремлюсь. Я соревнуюсь только с собой.

Нечаев:

– Вы очень много говорили про детей знаменитых родителей, к которым вы относитесь. У вас сейчас Сергей, сын знаменитого человека. Он тоже сложно переживал момент, когда осознал это, что он сын Федора Бондарчука, которого каждый день показывают по телевизору?

Бондарчук:

– Он и сейчас, наверное, на этом пути находится.

Нечаев:

– Сейчас-то он довольно взрослый, уже и сын, и муж.

Бондарчук:

– У моего папы не было знаменитого отца, а у меня был знаменитый отец. Поэтому у меня есть тот опыт, который я чуть побыстрее приобрел, чем мои родители могли. На самом деле мои родители мне в этом смысле не помогали, в адаптации. Детям известных родителей в тысячу раз тяжелее. Существует мнение, что все на блюдечке с голубой каемочкой и т.д. Это глубокое заблуждение. Особенно творческим людям. Ты можешь работать в большом государственном банке и быть сыном банкира большого, который тоже работает в большом государственном банке. Это будет нормально. Потому что за столбцами цифр твоего таланта или твоей бездарности можно и не заметить. А здесь все заметно с первого раза, потому что это экран или театральная сцена. Поэтому там обмануть не удастся. И то, что я, имея этот опыт, пытаюсь его передать, я знаю то, о чем он думает, я знаю, что он переживает. Может быть, не всё, но много направлений я знаю, потому что то же самое переживал и я.

Нечаев:

– Просто он сейчас совсем взрослый мужчина. И все равно это продолжает влиять?

Бондарчук:

– Вы думаете, я до сих пор не в работе над собой? Мы стараемся быть лучше, мы стараемся не уронить честь своей фамилии и т.д. И этот процесс – вся твоя жизнь. Поэтому взрослый, не взрослый – у него впереди кризис среднего возраста, у него впереди ранняя женитьба.

Нечаев:

– Это уже позади.

Бондарчук:

– Впереди. Жениться, обрести семью и ответственность в раннем возрасте. У него впереди многое. Ничего не остановилось, только всё начинается. А я все равно имею этот 23-летний разрыв с ним. И то, что я проживаю в эти 23 года разницы, все равно попытаюсь оберечь его. Нет, не оберечь. Оберечь тоже, но слава богу, что мы с ним можем разговаривать обо всем.

Нечаев:

– По поводу сына – да. Но у вас же тоже впереди такое важное событие, как раннее становление дедом.

Бондарчук:

– Не знаю.

Нечаев:

– Понятно, что вы не загадываете. Но вы к этому готовы?

Бондарчук:

– Да.

Нечаев:

– То есть вам не страшно это слово: Федор Бондарчук и рядом – «дедушка»?

Бондарчук:

– Страшно. Но когда-нибудь это же произойдет.

Нечаев:

– Лучше раньше или лучше позже?

Бондарчук:

– Как Господь управит, так и будет.

Нечаев:

– Если через год, условно говоря? Вы молодой мужчина в самом расцвете сил. И как? Чисто психологически с этим будет сложно справиться?

Бондарчук:

– Я не знаю. Потом расскажу.

Нечаев:

– Но вы чувствуете себя готовым?

Бондарчук:

– Нет, не чувствую. Потом расскажу, что я пережил.

Нечаев:

– Спасибо большое.

Бондарчук:

– Спасибо вам. Приходите на «Духless».

<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>